Написалось на стихотворный моб у  Feyra. Тема была "Пока я не возьму меч, я не могу защитить тебя. Пока я держу меч, я не могу обнять тебя". Мое участие не планировалось сначала, но внезапно музыкой навеяло вот это:

читать дальшеЧто тебе до слов моих - ничего.
Что тебе до снов моих - ничего.
Что ни вечер, вспоминаю тебя.
Что тебе до чувств моих - ничего...

Уходили больше года тому,
В желтых листьях затихал четкий шаг,
Я оставил дом - его защищать,
А другой пришел тебя утешать.

Что ему до наших клятв - ничего,
Что ему чужая жизнь - ничего,
И о совести и чести, видать,
Этот малый не слыхал ничего.

На границе степь да степь, словно стол,
Только ветры ковыли теребят
За родную землю здесь обычно стоят,
Только я стою здесь лишь за тебя...

Что он может дать тебе? Ничего!
Что он знает о тебе? Ничего!
Почему же снова письма к другим
Прилетают, только мне - ничего?

Степь раскрыла все цветы по весне,
И одни белы, как жемчуг в косе,
Лепестки других красны, и на них
Не заметна кровь убитых друзей.

Только знай, что я вернусь - ничего!
Я не сдамся смерти здесь - ничего!
Только если все же в битве убьют,
Неужели скажешь ты: ничего?..

АПД: Вторая часть Марлезонского балета. Тема "заклятые друзья, верные враги", то есть, близкая мне, как физику-ядерщику - строение вакуоли. Но условия есть условия.

Живу спокойно, легко и смирно, пусть звезд, как водится, не хватаю,
Тружусь, как все, от и до, прилежно и никогда не хожу "на вы".
Но вот я слышу твой шаг знакомый, и сердце к горлу за миг взлетает,
И давит злость изнутри на ребра и заставляет подняться ввысь.

Был обычным человеком, стал чудовищным драконом, с чешуей, хвостом, клыками, с парой крыльев за спиной. Ты, ничтожная песчинка, сбой естественных законов, ты вообще соображаешь, раз зовешь меня на бой? Ты - огрызок мирозданья, ты - отход экосистемы, пусть набитый благородством, но без проблесков ума. Убегай, пока не поздно, прочь, за каменные стены, трус, зато живой и целый, ты же должен понимать! Как, юродивый, ты бесишь, впрочем, и холодный камень раскалился бы от злости, видя гада наяву.
Если пламени лишусь я, раздавлю тебя клыками, если без клыков останусь, то когтями разорву!
Недоделок, недоносок, где ни ткнешь – повсюду «недо», даже драки не достоин, да чего там – даже слов, о таких и говорили мне отец и оба деда: с червяками не дерутся, наступи – и он готов.
Что-то я не верю даже, что ты вправду настоящий. Да, такому экспонату будет рад любой музей…
Что сказал? Я не расслышал. Кто здесь «вылинявший ящер»?! Все. На похороны смело можешь звать своих друзей.

Вот ты уходишь, слегка шатаясь, помятый рыцарь в доспехах гнутых
Я честно выдержал эту схватку, такой гордиться бы мог любой.
Во мне стихает драконья ярость, и грустно думаю почему-то:
Уж если ненависть окрыляет, то что могла бы творить любовь?

АПД2: картина третья, лирическая. Тема "Вечные странники". На нее написали уйму всего трагичного. Не пойму: где Джерри О'Коннелы? Где Лютики? Надо было послать свой "Вопрос выбора" и не париться, но кто же знал. В итоге написалось вот это:

Я слыхал от людей,
дед Ковыкча из Каменной Балки
в пору юности был необуздан, силен и смешлив.
Даже в драке смеялся. Порой, увернувшись от палки,
Он насвистывал простенький, радостный, птичий мотив.
А потом перестал и свистеть, и смеяться напрасно.
Стал угрюмым, как сыч, бородой и гордыней оброс.
Дом отстроил, женился, хозяйство поставил прекрасно
И дожил, уважаемый всеми, до белых волос.
А под старость свихнулся.
просиживал днями в сарае,
Без жены и детей, не желая встречаться ни с кем.
А пытались войти - рявкал так, что они замирали,
Знать, Ковыкча домашних сурово держал в кулаке.
А потом всё открылось. И этой невиданной былью
Поделились со мною в селе, где чудил наш герой.
Дед Ковыкча из дерева выточил пестрые крылья
И с обрыва шагнул, распевая, осенней порой.

Я слыхал и другое.
Ли Сунь был талантливым с детства.
Собирал, словно четки, слова, завивал их жгутом.
А потом он подрос и нашел в канцелярии место.
В господине степенном его не узнал бы никто.
Но однажды, в летах, спутав жизнь и дурманную небыль,
Ли решил, что остаться чиновником он не готов.
Он по крыше прошел
и шагнул в необъятное небо,
Зажимая в руке старый свиток в узорах стихов.

А еще говорят,
Франсуа, менестрель говорливый,
Чьи поэмы девиц и матрон приводили в экстаз,
Разжиревший с годами, одышливый, вредный, брюзгливый,
Просто взял и исчез. И следов не нашли и сейчас.

Так бывает всегда.
Хоть зимой, хоть засушливым летом.
Несмотря на регалии, семьи и славу имен.
Как бы жизнь ни прожить,
Но поэт умирает поэтом.
И уходит бродить по мирам до скончанья времен.

Сколько было и будет простившихся с жизнью привычной,
Уходивших на облачный мост в позолоте с утра?
Я смотрю в небеса.
Вижу Ли, Франсуа и Ковыкчу.
И, губу закусив, не решаюсь спросить их: пора?..